Тревожные дни и ночи. Как алексеевцы пережили оккупацию немецких захватчиков

Территория нынешней Белгородской области в годы Великой Отечественной войны была оккупирована в два этапа. В то время до 1954 года часть районов входила в пределы Курской области, другая часть — в состав Воронежской области.  Западные районы вместе с Белгородом были заняты немецкими войсками в октябре 1941 года. Примерной линией разграничения на зиму и весну 1941–1942 годов стало русло реки Северский Донец.

Восточная часть нашего региона была оккупирована в ходе наступления армий противника в июне-июле 1942 года.  Тогда враг занял «курские» районы, а также Алексеевский, прилегающие Ладомировский, Уколовский, Никитовский, Будённовский и другие районы на западе Воронежской области. Своё господство захватчики установили по правобережью Дона.

В первые июльские дни 1942 года связь Алексеевки (тогда рабочего посёлка) с соседними районами была прервана, с областным центром Воронежем — 5 июля. Растерянные и подавленные жители прятались в разных укрытиях. Массовой организованной эвакуации не было. Она проходила впопыхах и лихорадочно. Все, кто мог, в первую очередь работники предприятий и учреждений, устремились к Дону.

Алексеевка была оккупирована 5 июля. Местные жители оцепенели и замерли в тревожном ожидании при виде иноземного нашествия.  Немецкие мотоциклисты наскочили, будто черти из табакерки, протарахтели с так называемой Иловской горы, слетели на улицу Пролетарскую, для острастки сделали несколько бесцельных автоматных очередей и занялись пополнением продовольствия. По слободе разносилось их требовательное кукарекание: «Матка, яйки, млеко». Они отбирали у местных жителей съестные припасы, ловили по дворам кур, уток, гусей, забирали скот.

Одно шумное сборище уходило, другое с прежним пылом продолжало разорять подворья. «Фашистская сила тёмная, проклятая орда» начала хозяйничать, наводить «новый» порядок. Грабёж, унижения и расправа — вот главные признаки той власти. На солдатских ремнях бросалось в глаза тиснение «Gott mit uns» (С нами Бог). Не Бог был с ними, а дьявол. О таких людях в народе говорят: «Креста на них нет».  Женщинами овладел страх, они боялись за себя, за детей, за мужей, воевавших где-то далеко. Нет-нет, да и возникало ощущение обречённости.

И всё же… В памяти жителя Алексеевки, а тогда подростка, Владимира Дмитриевича Фильченко сохранился такой эпизод. На углу улиц Ольминского и Чкалова в полдень 5 июля на большой скорости, миновав Николаевский мост, мчалась наша «Полуторка». За ней гнался немецкий мотоциклист. Он опередил грузовик и, направив автомат, заставил остановиться. Немец вытащил из кабины водителя, но тут же получил жестокий удар по голове и свалился замертво. «Полуторка» быстро скрылась за переездом по направлению к Матрёно-Гезово, в кузове находились раненые.

Свирепая, не знающая жалости сущность вооружённых чужеземцев поразила жителей села Ильинка в первый же день оккупации. Ужаснувший сельчан случай сохранился в памяти старожилов и некоторых очевидцев и дошёл до наших дней.   

В тот день, 5 июля 1942 года, на станции Олегово железнодорожникам выдавали продовольственные пайки. На стальной магистрали работали несколько мужчин и женщин из Ильинки. Не ведая о начавшейся оккупации, одни из них отправились туда раньше, а другая группа чуть позже.

Вдруг идущие на станцию люди услышали автоматные и пулемётные очереди. Они решили переждать некоторое время в тоннеле под железной дорогой на 71-м километре перегона Валуйки-Лиски. Там же спрятались и те, кто уже возвращался из Олегова. В это время, прочёсывая поле, немцы обнаружили своего убитого офицера. И тут же заметили, как в тоннель нырнули два красноармейца.

Озлобленные фашисты окружили ильинцев. Женщин и подростков отпустили, а мужчин как заложников отвели в находившийся неподалёку глиняный карьер и расстреляли. Уходя, забросали это место гранатами. Взрывами были изуродованы тела казнённых мужчин до неузнаваемости.

В настоящее время на месте расстрела — ограждённое и ухоженное захоронение с именами 11 погибших. Новый памятник изготовлен недавно по инициативе руководителя НПО «Алексеевское» В. И. Костенникова.

В первые же дни нашествия несколько прятавшихся бойцов Красной армии оказались в хуторе Красная Левада Уколовского, ныне Красненского района. Они не успели оторваться от наседавших мадьярских карателей и вынуждены были прятаться, попросив у местных жителей гражданскую одежду. Оделись в то, что достали хуторяне из сундуков. Один из отступавших, раненый офицер, скрывался в бурьянах в саду. 

Последующая история была уже обнародована, однако в настоящее время стоит о ней напомнить.

На рассвете оккупанты начали облаву, предполагая, что в ста подворьях скрываются партизаны. Всё мужское население, начиная с мальчиков, согнали в амбар. Здесь под угрозой оружия стали требовать выдачи партизан.  В это время один из мадьяр заметил в бурьяне раненого офицера и наставил на него винтовку. Но тот первым выстрелил во врага, скрылся в подсолнечнике и ушёл от погони.

Оккупанты всполошились, и в хуторе начался беспредел. Женщин и детей выгнали на улицу и подожгли дома. Заложников, в том числе и старосту, вывели из амбара, заставили лечь вниз лицом и начали выявлять наиболее способных к сопротивлению. Подростков и стариков — в одну сторону, остальных — в другую. Обращали внимание на короткую стрижку, значит, красноармеец. Подозрительных вывели в сад и начали расстреливать. Колхозник Е. Г. Коротоножкин начал упрашивать врагов пощадить женщин и детей. Ему тут же вырвали бороду.

Бесчинства продолжились. Оставшихся подростков и стариков согнали в конюшню, где уже находились женщины и дети. Вокруг строения установили пулемёты, подвезли бочку с горючим. Всё говорило о подготовке к жестокой расправе над мирными жителями.  С минуты на минуту невольники могли оказаться в огненной ловушке.

Когда начался произвол, староста поторопился в райцентр Красное и доложил о случившемся коменданту. Тот, понимая, что свои же вояки перегнули палку, сразу выехал на место, приказал мадьярам прекратить истязания и выехать из хутора.  Обер-лейтенант Элерман проявил «гуманность», потому что фронт был близок и боялся озлобить население.

Вместе с другими односельчанами пережить тот жуткий день выпало на долю бывшего подростка Ивана Акимовича Бабина и Евдокии Дмитриевны Дурневой — дочери расстрелянного Дмитрия Фёдоровича Шатова.  По их воспоминаниям восстановлен этот эпизод.

В сгоревшем хуторе остались женщины, старики, дети.  Из 102 дворов только 11 не были сожжены. На следующее утро, затянутое копотью и чадом пожарищ, хуторяне похоронили в братской могиле убитых. Там покоятся останки 37 человек: 14 местных жителей и 23 воина Красной армии, попавших в окружение.

В настоящее время о трагедии хутора 7 июля 1942 года напоминают разросшийся сад и слова «Памяти расстрелянных жителей Красной Левады» на мемориале, установленном здесь в 1972 году и обновлённом в 2009 году. После войны часть оставшихся жителей переселилась в Крым, часть трудилась в колхозе, пока не началась кампания неперспективных поселений, в разряд которых вошла Красная Левада.

Судьбы многих бойцов и командиров, выходивших из окружения, складывались печально. Возле хутора Яружный в Уколовском районе группа раненых красноармейцев спряталась в лесу. Боеприпасы у всех кончились. Захватчики прочесали зелёный массив и обнаружили беспомощных воинов. Кое-как перевязанных, хромающих и стонущих, их вывели на дорогу. К пленным подъехала легковая машина, из которой выскочил офицер и приказал всех расстрелять, и 49 человек были казнены.

О своих тревожных переживаниях вспоминают супруги-алексеевцы Перепелица. Перед глазами Марии Тихоновны на всю жизнь запечатлелись такие картины: «Помню, как первый раз прилетел самолёт и начал бомбить. А мы с мамой на огороде были — рвали бурьян.  Попадали все и лежим. Мне тогда 9 лет было. Вот так началась война». Немцы ходили по домам и отбирали еду, угоняли скотину, выкапывали картошку. 

Пётр Иванович о том времени не может поведать без слёз. Как-то летом 1942 года по Алексеевке прошёл слух, что по их улице Сталина (ныне Маяковского) поведут пленных. А было жарко, август. Местные жители поставили вдоль дороги бочки с водой, чтобы те могли попить. И что из еды было, вынесли: у кого печёная картошка, у кого кусок хлеба. Мама Петра Ивановича кукурузных початков наварила, в узелок их сложила и говорит: «Петя, сынок, сходи! Может, и батьке так же дадут. Он тоже воюет. Тоже может голодный!». Мальчик пошёл и, когда мимо проходила колонна измождённых пленных, бросил сумку с кочанами в толпу.  Поднялась суета. Охранники принялись восстанавливать порядок, а немецкий офицер велел подозвать зачинщика. Мальчика привели. Переводчица по просьбе офицера спросила: «Это ты бросил? Зачем?». Он признался: «Я бросил, потому что они голодные». В ответ рассвирепевший офицер принялся избивать его нагайкой. Переводчица шепнула: «Беги, а то застрелит!». Испуганный мальчик убежал дворами и скрывался до ночи, опасаясь возвращаться домой.

Репрессии захватчиков на нашей земле не прекращались летом, осенью, в декабре 1942 года и начале января 1943 года. Тёмная ночь оккупации прекратилась после освобождения нашего края в январе 1943 года в ходе Острогожско-Россошанской наступательной операции.