Перед решающим шагом. Как священник помогал людям в дореволюционной АлексеевкеСтатья

«Заря» уже рассказывала о службе нашего земляка, священномученика архиепископа Митрофана (Краснопольского) в Преображенском храме села Матрёно-Гезово в 1892 году. Затем последовало перемещение. 23 февраля 1893 года он был назначен дьяконом в Свято-Троицкую церковь слободы Алексеевки.

Освящённый в 1808 году, храм был самым первым каменным строением в слободе. Возведённый в стиле классицизма с двумя рядами окон он производил впечатление двухэтажного величественного здания. По рассказам старших Дмитрий Краснопольский знал, что в этом храме при многочисленном стечении жителей слободы в 1870 году была отслужена божественная литургия в честь открытия двухклассного училища, в котором он шестилеткой начал долгий путь к знаниям.

С тех пор Алексеевка внешне почти не изменилась. Правда, продвинулось вперёд маслобойное дело, вместо конных начали действовать паровые заводы. Бывший дворовый графа Шереметева Яков Мартынов открыл фотографию. На территории центрального кладбища сооружена церковь Александра Невского. 

На малой родине Дмитрий Краснопольский душевно возрождался, помаленьку рубцевалась горестная жизненная рана, связанная с семейной драмой. Разумом он понимал, что такова воля Божья, но в глубине души таилась кручина о рано покинувшей земной мир спутнице жизни. Молодой дьякон всё так же обращал внимание на сирых и убогих, одаривал их не только на церковной паперти, но и на рынке, куда, бывало, заходил по ярмарочным дням. На этом шумном торжище Дмитрий Краснопольский удивлялся множеству предлагаемых товаров. Торговцы по‑прежнему завозили в свои лавки разного рода мануфактуру, галантерею, бакалею – всё, что диктовал крестьянский спрос. За право торговли владельцы прилавков платили взносы по второй купеческой гильдии. Ремесленники выставляли кадки, колёса, сани, сапоги, полушубки. Рядом громоздились искусные изделия кузнецов и столяров.

Хлебопашеством занималась меньшая часть жителей. Они по преимуществу сеяли подсолнух и сдавали семечки состоятельным предпринимателям, которые обзаводились маслобойными заводами. Владельцы свободных капиталов положили начало массовой застройке Алексеевки каменными домами. Дмитрий Краснопольский по прибытии отметил десятки новых двухэтажных и одноэтажных домов из желтоватого кирпича собственной алексеевской выделки.

Особое внимание обратил дьякон на работы иконописцев из мастерских Михаила Малярова и Бориса Москаленко. Иконы, писаные на полотне, продавали по дешёвой цене.

Приходя на службу, Дмитрий Краснопольский испытывал одинаковое состояние с тем, которое изложил писарь слободского волостного правления: «Благодаря хорошему порядку, при входе в церковь чувствуешь, что находишься в храме Божьем, а хорошее служение невольно располагает к молитве». Расположение верующих добавлял слаженный хор певчих.

Прихожане припоминали, как годом ранее по ходатайству жителей слободы в церковь из Дивногорского монастыря была принесена чудотворная икона Сицилийской Божьей Матери, чтобы избавить алексеевцев от свирепствовавшей летом холеры. Дмитрий Краснопольский вполне мог разделить мнение священника Иоанна Скрябина в «Воронежских епархиальных ведомостях» о прихожанах:

«Они отличаются особенною религиозностью и усердием к храмам Божиим, которые неопустительно посещают во все воскресные и праздничные дни, где любят слушать пастырские поучения, без всякого уклонения исполняют христианский долг говения, исповеди и св. тайн причастия».

В православном журнале отмечалось последующее усердие верующих алексеевцев: «Многие с этой целью в начале четырёхдесятницы пилигримствуют в Воронеж и Задонск к угодникам Митрофану и Тихону, а некоторые даже в Киев. Поминовение усопших считают необходимою обязанностью и по возможности стараются выполнять оную, часто приглашают в дома свои духовенство для служения молебнов, особенно в праздники св. Пасхи, Рождества Христова, св. Троицы, святителей Николая, Митрофана, Тихона и др.».

В Страстную пятницу дьякон Краснопольский стал участником молебствия, заведённого в Алексеевке. Один из дьяконов соседнего Крестовоздвиженского храма после царских часов приносил в Свято-Троицкую церковь плащаницу, которую вместе с Краснопольским возлагал на святом престоле. В час пополудни в обеих церквах начинался протяжный звон в один колокол. Через час духовенство Крестовоздвиженского храма и прихожане с хоругвями приходили в Свято-Троицкую церковь и вместе с её священниками поднимали плащаницу, при пении «Святый Боже» и общем колокольном звоне несли её обратно, где соборно отправляли вечерню.

Молодой дьякон особенно остро воспринимал зависимость сельского духовенства от состоятельности прихожан. Уже в сане архиерея он вспоминал:

«Мне ни­ко­гда не за­быть немно­гих, но глу­бо­ко за­пав­ших в мою ду­шу слов, ко­то­рые ска­за­ла мне од­на жен­щи­на, ко­гда я, толь­ко что со­шед­ший со школь­ной ска­мьи и вос­при­яв­ший ду­хов­ное слу­же­ние, впер­вые дол­жен был про­тя­нуть ру­ку за тем хле­бом, ко­то­рым обыч­но бла­го­да­рят во вре­мя ви­зи­та­ции ду­хов­ных от­цов. Ви­дя мое край­нее сму­ще­ние, мою рас­те­рян­ность, ви­дя, ка­ким по­лы­мем сты­да за­го­ре­лось мое ли­цо, эта про­стая жен­щи­на ска­за­ла мне: «Что же ты, кор­ми­лец, бе­ри, ведь те­бе с это­го жить на­до…». Её сло­ва бы­ли про­ник­ну­ты теп­ло­той, сер­деч­но­стью и со­чув­стви­ем, но в них я услы­шал горь­кую ис­ти­ну, что ду­хо­вен­ство, в том чис­ле и я, став­ший в ря­ды его, долж­но жить по­бо­ра­ми».

Он видел также, что священство в то вре­мя находилось в луч­шем по­ло­же­нии, чем паства, ко­то­рая мог­ла рас­счи­ты­вать лишь на свои ру­ки и Бо­жий промысел. В Свято-Троицком храме Краснопольский служил до осени 1893 года. На родной земле Дмитрий в 23 года, не обременённый семьёй, решил полностью посвятить свою жизнь служению церкви и поступил в Киевскую духовную академию, в которую был зачислен 13 сентября того же года на церковно-историческое отделение. 

Далее начинался многотрудный и тернистый путь нашего земляка служения церкви и православной вере. В духовной академии Краснопольский был пострижен в монашество с именем Митрофан в честь святителя Митрофана Воронежского.