Репутация по наследству. Как жили алексеевцы 200 лет назад

Достойны внимания слова, сказанные более двухсот лет назад:

«Кто большими обладает стяжаниями перед другими, тот имеет большие способы делать добро» (в слове «большими» ударение на «о»).

Далее расшифровывается смысл сказанного:

«Обыкновенный порок людей знатных и богатых — гордость, порок безумный, гнусный и несносный. Он показывает их тщеславие, презрение к другим, обнаруживает слабоумие, малодушие горделивца, хотящего ослепить других блеском своего богатства и знатности. Благоразумие смеётся ему; добродетель от него отвращается… Да не получит душу твою самолюбие, от которого происходит гордость: кротость и смирение да украшают твою знатность и богатство, да приобретут тебе от всех любовь и уважение».

Кто написал эти слова?

Автор — граф Николай Петрович Шереметев (1751-1809), сенатор, обер-камергер, кавалер орденов Святого Александра Невского, Святого Андрея Первозванного, белого Орла, Святого Владимира первой степени, Святого Станислава, командор Мальтийского ордена.  Словом, вельможа, аристократ, владелец десятков тысяч крепостных крестьян. Вотчины его находились в разных губерниях России, среди них — Алексеевская и Борисовская в нынешней Белгородской области.

Побуждающие к благоразумию слова — из большого «Завещательного письма» 57-летнего графа единственному сыну Дмитрию. Они написаны после смерти горячо любимой жены, бывшей крепостной актрисы Прасковьи Жемчуговой. Да и сам он чувствовал близкую кончину. 

В 1809 году преемником громадного наследия стал шестилетний Дмитрий Николаевич Шереметев. Именно ему были адресованы такие завещательные слова отца: «Обладая великим имением, не ослепляйся, повторяю тебе, богатством и великолепием, во избежание всяких излишеств и порочных удовольствий». В письме подчёркивалось, чтобы часть многочисленных доходов «посвящена была в жертву общей пользе, благу других».

По своему хотению

По иному представляется нам граф в словах бывшего крепостного, ставшего профессором Петербургского университета, нашего земляка Александра Васильевича Никитенко:

«Между своими многочисленными вассалами он слыл за избалованного и своенравного деспота, незлого от природы, но глубоко испорченного счастьем. Утопая в роскоши, он не знал другого закона, кроме прихоти. Пресыщение наконец довело его до того, что он опротивел самому себе и сделался таким же бременем для себя, каким был для других…. В его громадных богатствах не было предмета, который бы доставлял ему удовольствие».

Эта эмоциональная характеристика имела под собой основание. Отец Никитенко двенадцатилетним мальчиком из слободы Алексеевки был отправлен в имение Кусково, где с отличным дискантом зачислен в капеллу графа.  Его обучили не только музыке, но и грамоте. Способный паренёк «приобрёл разнородные познания». Как вспоминал Никитенко, «скоро он стал первым между товарищами и даже сделался известен графу Шереметеву». 

Когда к семнадцати годам Василий Никитенко «спал с голоса», его отправили на родину, в Алексеевку. Даровитому юноше дали «важное место старшего писаря» — должность второго лица в вотчине. Здесь он увидел, что «грубая сила и богатство, а не человечность и справедливость располагают делами и жребием людей». Наивный юноша встал на сторону справедливости. Во время рекрутского набора вступился за вдову, у которой отнимали единственного сына и кормильца, а богатеи избавили своих отпрысков от повинности, даже если в семье было четверо сыновей.

Василий Никитенко для объяснений добился поездки в Москву. Как отметил профессор, «граф благосклонно выслушал его, а ещё благосклоннее отнёсся к наветам противной стороны». Заступника объявили клеветником, «заковали в цепи» и привезли в слободу жить под надзором местных властей.

А что же сын Дмитрий!  Обратим взгляд на него опять из наших мест. Посмотрим на юного графа Шереметева глазами того же крепостного алексеевца, будущего учёного Александра Никитенко, всего на год моложе господина. Положение подневольного угнетало подростка, окончившего уездное училище и желавшего продолжить образование. Крепостной лелеял надежду пробудить у вельможи добрые чувства и дать ему вольную. Письма-прошения шли в Петербург, а ответы не поступали.  И только в 1821 году из главной домовой канцелярии пришёл приказ: «Оставить без уважения». Поражённый роковой категоричностью, Никитенко записал: «Граф Шереметев уже выказал по отношению ко мне мелочность своей души». Уязвлённый подросток рассуждал подобным образом: дескать, что значил для владельца тысяч душ он, крепостной отрок? Ничего, так, пыль дорожная.

С помощью декабристов юный алексеевец в 1824 году всё же получил «отпускную».

Ещё более резко высказался Никитенко, когда уже в профессорском звании в Петербурге в 1841 году обратился к Дмитрию Шереметеву: «Что за порядок вещей! Вот я уже полноправный член общества, пользуюсь некоторой известностью и влиянием и не могу добиться — чего же? Независимости моей матери и брата. Полоумный вельможа имеет право мне отказать: это называется правом! Вся кровь кипит во мне…».

Всё же Никитенко с помощью влиятельного при дворе поэта Василия Жуковского удалось получит «вольную» для матери и брата.

«Оброком лёгким заменил»

Как же воспринимать нам эти контрасты?  Можно ли «уравновесить» противоречивые суждения?  Не будем категоричными и оглянемся на образ жизни того времени.

В советские годы Шереметевы воспринимались как нещадные угнетатели крепостных крестьян. Ну, эксплуататоры — с этим не поспоришь. Так и нынешние олигархи — эксплуататоры. А вот с эпитетом «нещадные» стоит разобраться. Одни помещики в то время воистину «выжимали соки» из крепостных. Другие владельцы невольников считали, что те должны быть работоспособными и потому относительно свободными в своих предпринимательских действиях. Назначали им посильный оброк.

Вспомним слова из пушкинского романа «Евгений Онегин»:

Ярем от барщины старинной

Оброком лёгким заменил,

И раб его благословил.

Просвещённые Шереметевы, введя оброк, вовремя получали желаемые суммы, поскольку разворотливый крестьянин избегал недоимок, уплачивал подати в срок и находил возможности для дополнительных доходов.

Отец Никитенко, несмотря на начальные притеснения, мог отлучиться из Алексеевки и занять должность домашнего учителя у помещицы в Удеревке и управляющего имением в Богучарском уезде. Да и юный Александр Никитенко смог получить образование в уездном училище Воронежа — не ближний свет от Алексеевки.

При Дмитрии Николаевиче в слободе, к примеру, открыта певческая школа, построена пожарная каланча, выделены значительные средства на проект и строительство Крестовоздвиженской церкви.

Поощрение предпринимательства приводило к расслоению крепостного крестьянства на богатых и бедных. Между ними складывались далеко не сердечные отношения: как у рабов, которым выпал жребий повелевать другими рабами. Богатые «обладали значительными капиталами, тысяч до двухсот и более рублей». Их называли «капиталистыми» (от слова «капитал») крестьянами. Так, в 1811 году в Алексеевской вотчине насчитывалось 27 богачей, ворочавших подобным капиталом.

 В 1829 году взошла звезда умельца Даниила Бокарева, нашедшего способ получения масла из семян подсолнечника и на долгие годы превратившего Алексеевку в столицу выработки редкостного продукта в России.

Слобода стала одним из центров ремесленничества в Воронежской губернии. Если всю продукцию расположить на стенде, то мы увидели бы   набор предметов, изготовленных руками кузнецов, сапожников, бондарей, столяров, позолотчиков икон, резчиков по дереву. В том ряду — искусно сделанные ключи и замки, деревянная колонна и декоративная панель.

За всё «воздастся»

К отцу и сыну Шереметевым, как и ко всему их роду, стоит отнестись с учётом условий, которые складывались в ту историческую эпоху. Но примечательно: с той поры по сей день Николаю Петровичу даётся характеристика разносторонне образованного дворянина, просветителя, благотворителя. Он одарённый музыкант-виолончелист, театральный деятель, основатель Странноприимного дома в Москве и Невской богадельни в Петербурге. А гонения на отца Никитенко можно объяснить интригой домовой канцелярии, где коррупция укоренилась далеко и глубоко.

Следовал ли заветам отца сын Дмитрий Николаевич? Пожалуй, да. У него был прекрасный музыкальный слух, сам отменно пел, развивал домашний хор и капеллу. На его средства известный художник О. А. Кипренский ездил учиться в Италию. Дмитрий Шереметев поддерживал композитора, уроженца слободы Борисовки Г. Я. Ломакина в организации бесплатных музыкальных занятий. Неизменно выделял немалые средства на поддержание приютов, церквей, Невской богадельни и Странноприимного дома — ныне это институт неотложной помощи имени Н. В. Склифосовского.

Почему Шереметев не освобождал юного Никитенко, а также его мать и брата от крепостной зависимости? Да всё просто. Шереметевы считали, что под их покровительством «подданным» живётся легче, нежели свободным. Тех государственные чиновники могли закабалить податями-налогами. И в этом была своя правда.

В последние годы Дмитрий Николаевич жил уединённо в Кускове, во время прогулок брал с собой деньги для раздачи бедным. Заходил в церкви и часовни и «следил за порядком и соблюдением устава». Вера в бога примиряла Шереметевых вообще со всеми превратностями жизни. Они верили, что за всё «воздастся».

Бывшую вотчину Алексеевку в 2000 году посетил потомок знатной фамилии Пётр Петрович Шереметев, проживавший во Франции.  Он помолился в церкви Александра Невского, осмотрел экспозицию краеведческого музея и с гордостью заметил, что его предок, сын Дмитрия Николаевича, в первый год советской власти сам принёс ключи от усадебного дома и передал их представителям государства.